Короткая Проза / Притчи

[Mamagala]

Разговор с прошлым

- Ты знаешь, я сегодня разбилась. Я ехала отдыхать, была за рулем, меня ждала компания и муж на горе... Знаешь, я никогда не каталась на горных лыжах, я и в этот раз не хотела, потому что я панически боюсь сломать ногу или руку, а как я буду со сломанной ногой танцевать?

Ты знаешь, я танцую. Да. Я с детства мечтала выступать на сцене, петь или танцевать. Смешно, конечно, у меня нет голоса, но танцевать у меня получалось всегда хорошо. Я красиво двигаюсь. Я получаю от этого такое удовольствие... Это как летать... Однажды в детстве, школьницей, я танцевала на сцене перед большим количеством зрителей, и мне аплодировал весь зал... Это действительно - как летать... И сейчас я танцую - для себя, но стала уже лучшей в группе, представляешь? И вот я этого боюсь - сломать ногу и не танцевать, потому никогда в жизни не была на горных трассах.

А в этот раз меня уговорили. Но я не собиралась вставать на лыжи, я хотела покататься на бубликах... Такое смешное слово "бублик"… Забавное, правда? Такое детское-детское... Я боюсь ездить с горок, всегда сажусь сзади и держусь крепко за спину впереди сидящего, но я люблю это ощущение страха и полета одновременно, когда летишь и не знаешь, как приземлишься, но все равно тянет лететь туда, вниз, в снег, через ветер...

Я с детства люблю горки. И еще летать люблю. Ты когда-нибудь летал во сне? Я все время летаю, раньше, правда, чаще - это кайф. Я часто улетаю во сне от кого-то, убегаю, спасаюсь, иногда я думаю, что это я улетаю от себя... Я всегда выпрыгиваю в окно или прыгаю вниз с балкона, раскидываю руки и лечу, очень высоко, иногда подпрыгиваю с земли и взлетаю в небо над крышами...

Иногда я так искала тебя во сне, но не находила, наверное, тебя там не было... Ты знаешь, мне всегда хотелось тебя найти. А что потом? А ничего. Просто сесть рядом, положить голову тебе на плечо и молчать. Глупо, да? Ну и что. Мне так хотелось. Сидеть рядом, чувствовать твой запах, видеть твои глаза, слышать твое дыхание, быть рядом... Это как летать...

Ты мне однажды приснился. Помнишь, мы не встречались долго? Мне было трудно дышать без тебя. Я звала тебя каждую ночь. А ты все не приходил... А потом ты мне приснился. Ты был рядом, ты гладил мои волосы, смотрел на меня и улыбался. Мне приснилась любовь - я знала. Мы так сидели часто, помнишь? Мне было хорошо. А еще мы часто так лежали - я любила лежать у тебя на плече, обнимать тебя и что-то шептать и слушать твои ответы на мои вопросы. И чувствовать себя маленькой девочкой... У меня всегда было много вопросов к тебе. Да и сейчас они остались, но я не буду их задавать, не хочу, ты все равно не ответишь. Я пришла сказать тебе, просто сказать, что...

...Ты знаешь, я очень ждала твоего звонка. Я была бы самой счастливой на свете, если бы ты позвонил... Это как летать, правда. Счастье для меня - это как летать. Когда ты был рядом, я была счастливой. Потому что была самой собой. Пусть немного испорченной, развязной, оторванной, но это была я. Когда ты был рядом, я жила. Мне теперь трудно не жить. Когда знаешь, что такое ЖИТЬ, НЕ жить уже не получается - давит.

...Я часто делала глупости и говорила глупости, а ты сердился. Не надо - это потому, что я любила и боялась потерять. Я так боялась и берегла, что не удержала. Это как идти по канату с полным стаканом воды: смотришь на стакан, стараясь не пролить ни капли, ступаешь медленно, чтобы не оступиться, но настолько засматриваешься на стакан, что все-таки делаешь неверный шаг и... так и у меня - не получилось пройти по канату.

...А неделю назад была погода, как тогда, и в воздухе пахло так же, когда мы были первый раз вместе… Знаешь за что я тебе благодарна? За то, что ты меня никогда не будил, когда я дремала. Ты так бережно ходил по комнате и садился на край кровати, будто боялся задеть мой сон малейшим шорохом.

Ты как-то сказал, что хотел бы, чтобы я тебя будила каждый день. Ты даже не представляешь, как важны мне были эти слова. Ты, наверное, это говорил просто так, ну я знаю - иногда это говорят для пущей красивости и романтичности. А для меня это было очень важно. Потому что я никогда никого не будила каждое утро... Не надо, не задавай вопросов. Да, я никого не будила каждое утро. А мне хотелось бы. И никто никогда не берег мой сон, как берег его ты. Для тебя это было просто. А для меня важно.

Я была самой счастливой на свете, когда ты меня обнимал всем телом. Ты, наверное, не помнишь, а я, как маленькая, храню все это у себя в памяти... Знаешь, когда я была маленькой девочкой, мы с подружками делали "секретики": находили цветные фантики от конфет, золотинки от шоколадных, вырывали маленькие ямки в земле, клали туда сначала фантики, потом сверху осколки бутылочных стекол и получалось красиво. Потом все это зарывали в землю и по секрету показывали друг дружке - у кого красивее.

Так вот, я тебе раскрываю свои "секретики", глупые, детские секретики о том, что я тебя люблю. Я знаю, что тебе это не нужно, но не надо смеяться, так получилось, я просто тебя люблю. И у меня всегда было чувство, что так и должно быть. Все, что с нами происходило, так и должно было происходить. МЫ были запланированы заранее... Ты понимаешь, о чем я?...

...Я не хотела так много говорить, я хотела просто посидеть рядом и смотреть на тебя... Так вот, о чем я?.. Да... Я никогда не была на горнолыжных трассах, но несмотря на страх согласилась на этот раз поехать. Я задержалась в городе и поехала позже всех, одна. Я ехала по трассе, а солнце такое яркое... Ты знаешь, я ведь плохо вижу, да, ты знаешь это, и когда на дорогу выехала та машина, я не рассчитала. Ты знаешь, было не страшно - я просто ехала вперед и знала, что так и должно быть. Это как летать...

...Однажды я попросила мужа не отключать мой мобильный полгода, если меня вдруг не станет... Ты позвонишь мне? ...Не смотри на меня так, я уже ухожу... Мне просто хотелось найти тебя и посидеть рядом, прижавшись. Можно мне? Меня ведь уже нет. Ты знаешь, я сегодня разбилась.
Автор: Лина

[Mamagala]

Мы так часто не ценим то, что имеем, пока мы это не потеряем....
Мы твердим себе, что можем без этого обойтись.. Но сердце - не разум.. его не обмануть.. не затуманить..
Уходя мы говорим, что больше не вернёмся.. но разве можно уйти, оставив сердце?...
Мы удаляем телефонный номер, зная, что он навсегда останется в памяти..
Мы выкидываем адреса, наглаживая конверт с письмом, спрятанный в шкатулке..
Мы говорим столько слов.. а хотим сказать лишь "Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.."
Мы ругаемся.. крича в душе.. "ну обними же меня.. просто обними.."
Мы смеемся, когда волнуемся.. когда нам страшно.. Но плачем от счастья взахлёб..
Мы целуем, прижимая к себе и говорим "не отпущу".. пусть 5 минут назад твердили, что уйдём..
Мы ждём.. с замиранием сердца ждём.. даже когда говорим.. "уходи".. А уходя ожидаем, что нас не отпустят..
Просто жить и быть кому-нибудь очень нужным - это уже большая награда..
Как важно знать, что ты кому-то нужен.. и чьё-то сердечко бьётся ради тебя..
Любовь на жертвы способна..она всё простит.. всё поймёт.. во всё поверит..и сделает счастливыми.....
Любовь - это необъяснимое чувство, которое обрушивается всегда внезапно..
Она захлёстывает с головой, переполняет, рвётся наружу и не поддается контролю разума..
ЛЮБОВЬ СПОСОБНА НА МНОГОЕ.. НЕ ОТТАЛКИВАЙТЕ ЕЁ.
(с)
Vesta

[Mamagala]

Елена Китаева
Анти-Превер.

Я ненавидел Превера. За его наивный детский взгляд, за его короткие, врезающиеся в память строчки, которым я никогда не мог до конца поверить. Потому что того, о чем он писал, попросту не бывает в жизни. Ни такой любви, ни такой мудрости, ни маленьких обыденных чудес, которые то и дело встречались в его стихах. И особенно я ненавидел его стихотворение о том, как нарисовать птицу. Может быть, потому, что втайне хотел, чтобы у меня дома жила птица. Не канарейка. Не попугайчики. А просто птица. Свободная. Как в стихотворении Превера. А может быть, потому что я мнил себя художником. Который никогда не рисовал птиц. «Ах, - восхищались мои друзья, - как ловко он это придумал!» «Ах, - восклицали подруги, - как это мило: птица сама прилетает и на жердочку в клетке садится!» А я скрипел зубами. И молчал. Хотя меня тянуло гаденько рассмеяться. Где они видели?! Как они могли даже представить?! Чтобы птица сама прилетала в клетку? Тем более в нарисованную… Но где-то в глубине моей души обитала маленькая... Обитала совершенно дурацкая надежда. Ночью, когда я спал – она вылезала. И шептала мне в ухо тонким сладеньким голоском. Что если бы я постарался. Если бы я только очень постарался. Я мог бы нарисовать клетку. В которую могла прилететь птица. Не канарейка. Не попугайчики. А просто птица. Свободная. Как в стихотворении Превера. И стала бы жить у меня дома. И петь свои песни. Потому что у такой птицы обязательно СВОИ песни. Не похожие на щебетание канареек. Или говорок попугайчиков. И тогда бы я не чувствовал себя таким одиноким. Даже со своими друзьями. Даже со своими подругами. Но я не мог ей поверить. Я не мог поверить Преверу. И поэтому я его ненавидел. Особенно его стихотворение. О том, как нарисовать птицу.

И однажды я решил доказать своим друзьям. И своим подругам. И, в первую очередь, самому себе. Что Превер врет. Что чудес не бывает. И птицы не прилетают в клетки. Тем более нарисованные. И я нарисовал клетку. Правда, справедливости ради. Я должен сказать. Что клетка была не очень красивая. И в ней не было ничего. Ничего «красивого и простого, и очень нужного для птицы». Простая железная клетка. С деревянной жердочкой внутри. И я поставил ее на подоконник. А не в саду и не в роще. И стал ждать. Абсолютно уверенный. Что птица не прилетит. И только когда я лег спать. Тонкий сладенький голосок. Звучащий у меня в голове. Принялся напевать о том. Как было бы хорошо. Если бы у меня дома жила птица. И я проснулся под трели. И увидел птицу. Которая сидела в клетке. В простой железной клетке. На деревянной жердочке. Нарисованной на моем холсте. Стоящем на подоконнике. С видом на железные крыши. Раскинувшегося вокруг города.

Я оцепенел. Я стоял и смотрел на птицу. А птица смотрела на меня. Круглым коричневым глазом. С капелькой любопытства. И с мягкой насмешкой. Как будто бы птица знала, что я никогда не верил. Но все-таки чуть-чуть надеялся. Что она прилетит. И я начал делать глупости. Я не стал прикрывать дверцу. Не стал убирать картину с подоконника и ставить на ней свою подпись. Как рекомендовал Превер. Но не стал я и стирать клетку. И рисовать дерево с зеленой листвой. Потому что оно бы смотрелось глупо. В моей холостяцкой квартире. Где не было ничего. Кроме скрипучей кровати. И колченогого стола, доставшегося от прежних хозяев. И двух кухонных табуреток. И холодильника, в котором стояла бутылка пива. И сваленных в угол холстов. На которых не было птицы. И я не стал рисовать свежесть ветра и ласку солнца. Потому что ветер и солнце свободно входили в мое распахнутое окно. И это было единственное достоинство моей холостяцкой квартиры. На шестом этаже старого дома, в котором не было лифта. И почему-то я был уверен. Что это не имеет значения. Что если бы это имело значение. То птица никогда не прилетела бы на подоконник. И не села на деревянную жердочку. В простой железной клетке. Нарисованной на моем холсте. И не стала бы петь. Я не стал приглашать своих друзей. И своих подруг. Которые бы восклицали: «Как это мило! Надо же, птица! Сама прилетела в клетку!» Я достал из холодильника пиво. И сел напротив птицы. И подставил лицо последнему летнему солнцу. И уже по-осеннему прохладному ветру. И стал слушать как она поет. И мне казалось, что ее голос похож на тонкий сладенький голосок. Моей дурацкой надежды. Который шептал мне во сне. Что когда прилетит птица, я больше не буду чувствовать себя одиноким. На тот самый тоненький голос. Которому я всегда возражал. Говоря, что чудес не бывает. Но сейчас я не хотел возражать. Просто сидел, потягивая холодное пиво. И слушал как поет птица. Тонким сладеньким голоском. Который казался знакомым.

Опустился вечер. Внезапно. Как он всегда опускался на крыши раскинувшегося за моим окном города. И на небе появились первые звезды. Почти не видимые в рыжеватом сиянии. Видимые только в августе. Но и был как раз август. Окончилось пиво в бутылке. И из окна ощутимо потянуло промозглой сыростью. Обычной спутницей августовских ночей. Но я не закрывал окно. Потому что боялся спугнуть птицу. Которая все еще пела. И боялся лечь спать. Точнее, боялся проснуться. И увидеть, что птицы нет. Или вообще не было. Хотя мне хотелось спать. И я заснул сидя. И упал с табуретки. И проснулся на полу, замерзший и счастливый. Потому что птица по-прежнему сидела на тонкой жердочке. В простой железной клетке. Нарисованной на моем холсте. И по-прежнему пела. И ее круглый коричневый глаз смотрел на меня искоса. С мягкой усмешкой. И с задумчивым любопытством. Как бы говоря: «Вот ведь глупый! И куда я должна была деться?» И мне захотелось подпрыгнуть до потолка. И совершить подвиг. И купить для птицы самого лучшего корма и самой чистой воды. И украсить подоконник цветами. Вот только у меня не было денег. Были только мои картины. Которые никто не покупал. Но теперь – когда у меня была птица. Я знал, что у меня обязательно получится. Продать свои картины. И заработать денег. На корм для птицы. Потому что я больше не был одиноким. Как и обещал мне голосок. Звучавший в моих снах. И так похожий на птичий. И я выбрал две картины. Завернул их в газету. И сказал птице: «Я скоро!» Хотя немного боялся. Но уже не так сильно.

Но когда я вышел на улицу, меня окружил город. Так не похожий на тот, который был виден из моего окна. В этом городе гудели машины, и звенели мобильники. И по улицам шел нескончаемый поток людей. Которые твердо знали. Что чудес не бывает. И в этом городе не было места для наивных стихов Превера. И для пения птицы. И для моих картин. Которые никто не купил. И мне пришлось занимать деньги у своих друзей. Занимать у своих подруг. И что-то врать. Потому что я не мог сказать им, что деньги нужны мне, чтобы купить корм для птицы. И самую чистую воду. И самые лучшие цветы. Для птицы, которой не могло существовать. В этом гудящем городе. Где не бывало чудес. И продавец в магазине, где торговали кормом, долго не мог понять, что мне нужен корм не для канареек. Или для попугайчиков. А просто для птицы. Свободной. Как в стихотворении Превера. Потом, наконец, ответил. Что свободные птицы не могут жить в клетках. И чтобы я возвращался, когда узнаю название. И я сдался. Я купил какой-то корм для какой-то птицы. И какую-то воду в ближайшем супермаркете. И горшок с полуувядшей бегонией у старушки из соседнего дома. Которая посмотрела на меня как на сумасшедшего. Потому что уже наступил вечер. И цветочные магазины закрылись. И для себя пачку сигарет и бутылку пива. Потому что на этом закончились мои небогатые средства. Занятые у моих друзей. И у моих подруг.

Я вошел в свою комнату, где на подоконнике стояла картина. С нарисованной клеткой. В которой сидела птица. И птица взглянула на меня с неподдельной радостью и с легкой укоризной. Как будто говоря: «Ну и где ты так долго?» И я вывалил свои покупки на колченогий стол. И сказал: «Прости, птица, я не сумел купить тебе лучший корм. Или лучшую воду. И цветы, чтобы украсить подоконник. Ты выбрала неудачного художника, птица. Картины которого почти никогда не покупают. Потому что они не слишком хороши. Даже вот эта, с нарисованной клеткой. В которой ты сидишь. И я не знаю, почему ты решила, что должна прилететь ко мне». Но птица только посмотрела на меня круглым коричневым глазом, с легкой укоризной и с очевидным непониманием. Как будто говоря: «Ну какое это может иметь значение? Если я все-таки прилетела?» И поклевала нелучший корм у меня с ладони. Попила нелучшей воды из моего стакана. Который я тщательно сполоснул от вчерашнего пива. И снова уселась на свою жердочку в нарисованной мною клетке, рядом с печальной бегонией. И стала петь веселые звонкие песни. И тихие колыбельные песни. Пока я не заснул. Не чувствуя себя одиноким. В своей скрипучей кровати. Потому что я уже не боялся. Проснуться в пустой квартире. В которой нет и никогда не было птицы.

На следующий день я продал пару картин. И этого хватило, чтобы вернуть хотя бы часть долга моим друзьям. И моим подругам. Которые тоже были художниками. И тоже не особо успешными. И купить бутылку дешевого коньяка. Как это было у нас принято. Когда кому-нибудь удавалось продать картины. И распить ее на квартире у одного из друзей. Или у одной из подруг. Потому что я не хотел вести их домой. Где ждала меня птица. Потом я честно пытался уйти пораньше. До того, как перестанет ходить метро. И мне будет не добраться до дома. А поскольку я был уже достаточно пьян. Я сказал им: «Понимаете. Там меня ждет птица. Она сидит на тоненькой жердочке. В нарисованной мною клетке. Как в стихотворении Превера. И смотрит на темный город, и на редкие звезды. И не поет. Потому что меня нет дома». «Ты чего? – сказали мои друзья. – Какая, к дьяволу, птица?» «Совсем очумел? – сказали мои подруги. – Таких чудес не бывает». И поскольку я был уже достаточно пьян. Я им поверил. И я не пошел домой, где ждала меня птица. А остался с друзьями.

Поутру у меня болела голова. И все казалось немножечко странным. Потом я понял, что просто привык. Всего за три дня. Привык просыпаться каждое утро под пение птицы. Сидящей на тоненькой жердочке. В нарисованной клетке. На подоконнике моей квартиры. В которой я сегодня не ночевал. Держась за стенку, я доковылял до ванны. И плеснул холодной воды в лицо. И пересчитал оставшуюся в кармане мелочь. Которой едва хватало на корм. Для моей обиженной птицы. Так и оставшейся вчера голодной. По моей вине. Я не стал будить своих друзей. И своих подруг. Которые еще спали. Я тихо притворил дверь. И вышел на улицу. Где наступила осень. И шел дождь. И холодный ветер кидал его в лица прохожих. Как кидал должно быть в мое открытое окно, где стояла картина. В которой жила птица. Свободная птица. Та, что давно должна была бы улететь на юг. Если бы не прилетела вместо этого в железную клетку. Нарисованную мною. Чтобы доказать, что чудес не бывает. Я зашел в магазин, где торговали кормом для птиц. И выгреб из кармана мелочь. Которой едва хватало на пригоршню корма. И протянул ее продавцу. Тому самому, который сказал. Что свободные птицы не могут жить в клетке. И был прав.

Я вошел свою квартиру, где ветер врывался в окошко вместе с дождем. И мял листья бегонии. И поливал картину. На которой, как ни в чем не бывало, сидела птица. И ее горлышко трепетало. В предчувствии песни. И должно быть оттого, что пока я шел, я представлял ее обиженной и несчастной. Рисовал ее себе нахохленной и замерзшей. И проклинал себя. Сейчас я почувствовал. Что начинаю злиться на птицу. Именно из-за того. Что она хорошо себя чувствовала. И не казалась обиженной. А радовалась моему приходу. Как будто ничего не произошло. Как будто я не оставил ее одну. На ветру и дожде. Без воды и корма. Как будто там, у своих друзей и подруг, я не поверил на короткий миг. Нет, на несколько часов. Что чудес не бывает. А теперь она сидела передо мной, как ни в чем ни бывало. И смотрела на меня круглым коричневым глазом. С нежной усмешкой. И терпеливым прощением. Как бы говоря: «Я знаю все, что ты мне можешь сказать. Но это не важно. Ты пришел. И теперь все будет хорошо». Я пересек свою комнату в несколько широких шагов. И захлопнул окно. И смахнул с подоконника воду. На пол, где и так была лужа. Я резким движением придвинул табуретку. И сел прямо напротив птицы. Глядя в ее круглый немигающий глаз. «Ну что, птица, - сказал я незнакомым мне самому голосом. В котором не было надежды. Зато звучала решимость. – Теперь ты видишь, какой я на самом деле? Я неудачливый художник. У которого крайне редко бывают деньги. Который даже не знает твоего названия. И не может купить тебе самый лучший корм. И самую лучшую воду. И украсить подоконник цветами». Но птица по-прежнему смотрела на меня, не мигая. Как бы спрашивая: «Неужели ты думаешь, что я этого не знала? До того, как я к тебе прилетела?» Правда, мне почудилось, что ее оперение немного поблекло. И вообще она показалась мне меньше. Но я подумал, что причина в дожде. Который все еще не просох на холсте. И разозлился сильнее. На ее очевидное непонимание. И на собственную беспомощность. «Я не смогу позаботиться о тебе птица. Даже когда у меня появятся деньги. Я буду забывать покормить тебя. Или закрыть окошко. И верить своим друзьям. Когда они говорят, что чудес не бывает. И ночевать вне дома. Оставляя тебя одну». Мне показалось. Что птица еще больше уменьшилась. И стала темнее. И нахохленней. Но она по-прежнему смотрела на меня круглым коричневым глазом. С нежной укоризной. И непонятной обидой. Как бы говоря: «Неужели ты думаешь, что я не знала и этого? Когда прилетела к тебе. Потому что тебе нужна была птица». И я почувствовал жалость. И вину. И злость. На себя. И на птицу. И моя решимость окрепла. Я вскочил со стула. И продолжал говорить. Расхаживая по комнате. И подкрепляя слова энергичными взмахами. «Ну посмотри же, птица! Я даже не удосужился нарисовать тебе дерево. Дерево с зеленой листвой. И выбрать на нем лучшую ветку. Как обещал Превер. Ни свежести ветра. Ни ласки солнца. Ни звона мошкары, что в горячих лучах резвится. Ничего этого я не удосужился нарисовать для тебя. И не удосужусь. Уж я-то знаю себя, птица. То у меня не будет вдохновения. То времени. То денег, для того чтобы купить краски. А впереди зима. Длинная, темная, злая зима. Которую ты проведешь на вот этой вот самой жердочке. В нарисованной клетке. Улетай от меня! Слышишь, улетай, покуда не поздно!» Я остановился, упершись во входную дверь. И обернулся посмотреть на реакцию птицы. И издалека мне показалось. Что она стала совсем маленькой. Меньше воробья. И совсем темной. Я не мог разглядеть ее глаз. Но чувствовал взгляд. Полный обиженным недоумением. И робким вопросом. Как бы говорящий: «Я готова так жить. Почему ты меня прогоняешь?» «Да пойми же! Ты свободная птица! А свободные птицы не могут жить в клетке!» И я выскочил на площадку. И закурил. Дрожа от страха. Что она улетит. Что она останется. И от обиды на птицу. Которая не поняла моего благородства. И мою великую жертву.

И только после второй сигареты. Когда дрожь отступила. Я осмелился открыть дверь. В свою холостяцкую квартиру. Где было совсем темно. Потому что наступил вечер. А небо было затянуто тучами. И я не стал зажигать свет. И подошел к подоконнику. На котором стояла бегония. И картина с нарисованной клеткой. В которой больше не было птицы. Как я и боялся. Как я и надеялся. Я лег на кровать. И стал смотреть в потолок. Нет, я не плакал. Потому что был слишком измучен. Даже для слез. Даже для сна. Я просто лежал и смотрел в потолок. Мечтая услышать голос. Который сказал бы. Что я поступил правильно. Но этой ночью стояла полная тишина.

Нет, я не выкинул картину с нарисованной клеткой. Не поставил ее в угол к другим неудачным картинам. На которых не было птиц. Она так и стоит у меня на окне. Рядом с бегонией. Которая воспрянула. И готовится зацвести. Может быть из-за того, что я ее регулярно поливаю. Иногда остатками вчерашнего пива. Понимаете, уже на следующий день. Когда я встал с постели. После бессонной ночи. Я подумал. Я вспомнил. Что окно было закрыто. И птица не могла улететь. Кроме того, вот здесь. Видите, над самой жердочкой? Маленькое черное пятнышко. Которого точно не было. Когда я рисовал клетку. Поэтому я и не убираю остатки корма. И я надеюсь. Надеюсь. Знаете, такая маленькая. Такая дурацкая надежда. Которая шепчет мне в ухо. Особенно когда я сплю. Тонким сладеньким голоском. Так похожим на голос птицы. Что на самом деле, птица никуда и не улетала. И если я захочу. Если я очень-очень захочу. Если я скажу ей. Как она мне нужна… Но я боюсь. Я боюсь


http://www.myjane.ru/

[Mamagala]

Мне очень понравились зарисовки. У кого есть время, почитайте ...

Берег Турецкий:
Я ведь когда-то, очень давно обитала в Турции. Целых пять с копеечкой лет. Вот, набралось картинок-воспоминаний пучка два. Кое-что и вывешу.

http://zhurnal.lib.ru/editors/b/bortnikowa_l_n/

[Mamagala]

Юлия Рублева

Убить Фею

Фей я могу изучать сколько угодно, их есть у меня. Во мне Фея тоже есть. В последнее время я стала подозревать, что наша внутренняяя Фея -- существо хитрое, нечестное и противное. Раньше я подозревала Фею в скудоумии. Сейчас я подозреваю ее в корысти.

Как распознать в себе Фею? Это очень непросто. Но возможно.

Ее два главных качества -- она Жертвует и Надеется.

Берется за неудобные, неинтересные ей и малоплачиваемые проекты. Страдает и улыбается. Потому что считает, что ЕЕ ОЦЕНЯТ.

Она болеет, у нее болеет ребенок, и прочее важное- но она едет к мужчине по первому его зову. Не потому, что хочет с ним немедленно секса, например. Она едет, потому что надеется, что все изменится именно в эту их встречу и ОН ОЦЕНИТ.

Она в любое время дня и ночи доступна по мобильному и всегда берет трубку. Так она чувствует себя нужной людям и надеется, что ЭТО ОЦЕНЯТ.

Если мужчина, в которого она влюблена, грубо скажет ей, что она толстая корова, она с плачем кинется заедать стресс тортиком, а мужчина с тех пор к ее складкам на животе получит вечно виноватый и умоляющий взгляд. Но, стало быть, ОЦЕНИТ, что не послан на хрен.

Когда Фея терпит от мужчины дерьмо, она называет это любовью. По принипу - долготерпит, милосердствует, не помнит зла и т.д. Когда она об этом думает, глаза ее наполняются светлыми слезами и она обращается к кому -то за окном: "ты видишь, как я его люблю. Пошли мне за это награду: пусть ОН ОЦЕНИТ".
Первую фразу про люблю она проговаривает громко, вторую -- скомканно и теплея от стыда, как Паша Эмильевич.

Фея непрерывно думает о мужчине своей мечты. Для нее это главная эмоциональная жвачка. Упаси Господь отвлечься хоть на секунду. Без мужчины ей жизнь ни мила, работа не радует, и кино не интересное, и шоколадка невкусная. Она очень старается. И всегда перебарщивает. В самом начале отношений она играет роль мамочки. В это роли всегда можно надеяться, ЧТО ОЦЕНЯТ. В этом нет ни капли настоящей заботы. Он ей пишет смс: "Мне жарко". Вместо того, чтобы написать "Мне тоже" или там "да, охренеть как жарко", она, сидя в раскаленной машине в раскаленной пробке, начинает судорожно "заботиться". "Положи на голову мокрое полотенце, у тебя будет солнечный удар!" -- набивает она. Взрослый дядька на том конце провода морщится или хмыкает. "Ты положил??" - пишет она ему через некоторое время ("я такая хорошая!"). "Положил, - злобно думает дядька, сидя на совещании, -- с прибором". История реальная. У Феи всегда "начало отношений" и сразу после --- долгий заунывный нескончаемый конец.

Секс для Феи не очень удобен. Фея не любит терять контроль над собой и партнером. Но куда деваться? Во время процесса в голове вспугнутой бабочкой проносится все та же счастливая мысль: "ОН ОЦЕНИТ. Этот изгиб и этот стон, это красиво". Для Феи очень важно, чтобы в сексе было все красиво и аккуратно, как в кино, и сквозь ресницы она наблюдает за выражением лица партнера -- ОЦЕНИЛ ли? Ее главное удовольствие не в оргазмах, а в том контроле, который она получает над мужчиной.

Фея никогда никого открыто не ненавидит, в то же время переполняясь скрытой агресссией. Вместо лаконичного посыла ""на хрен" она долго и нудно выясняет отношения, стремясь "проговорить все". Фея дико цивилизованна и воспитана, и некоторые из них не произносят слово "жопа". Ее главное достоинство-- терпение. Мужчин она вываживает как ценную рыбу осетровых пород, ни давая им ни истинной поддержки, ни истинной близости. Люди как таковые Фее не интересны, и в разговоре с ними она тайно скучает. Тем не менее у нее репутация хорошего слушателя, она первая приходит на помощь, она "понимающая и принимающая" в лучших фейских традициях. Она никогда не злится, она красиво грустит. Она никогда не говорит "нет, меня это не устраивает". Она говорит "да, конечно", и при этом ей жалко себя.

Я столкнулась с Феей в одной моей подруге, которая вдруг внезапно, брызгая слюной, стала кричать, как ей со мной трудно, как она уже не надеется, что я ЭТО ОЦЕНЮ, что два года она терпела - и вывалила на меня длинный список каких-то моих промахов и ее ожиданий, который был подозрительно похож на ресторанный счет. Пользовалась- плати!!! Я не помнила ни одного случая, про которые она кричала, не знала, что она едва терпела, и просто охренела от этих предъяв, и больше мы не общаемся.

Фея всегда вас накажет, если вы не оправдали ее ожиданий. Вы просто живете, вы просто с ней в каких-то отношениях, иногда вы неуклюжи как слон или невнимательны, или устали до смерти, но за каждым вашим шагом следит злобная Фея, все подсчитывает на бумажке и в конце концов выставит вам чек: я тебя любила, я была такой хорошей -- а теперь плати по счетам.

Фея всегда претендует на уникальное место в жизни окружающих. Она корыстна и желает власти. Это замаскировано так хорошо, что не сразу и поймешь. Признак того, что в вас прочно поселилась Фея- это неодолимое желание чьей -то высокой ОЦЕНКИ, страсть выставить счет "за все мои мучения и терпение, а также за то, какая я хорошая и никто не поймет тебя так, как я". Мужчины инстинктивно шарахаются от Фей и не испытывают к ним никакого вожделения -- зато обильно делают комплименты типа "ты замечательная женщина". Мужчины безжалостно меняют Фей на законченных стерв -- для них, для мужчин, стервы честнее и желаннее, их "нет" проще и понятнее, чем слишком многозначительное фейское "да".

Как удобно жить без Феи внутри! Ты знаешь, от чего тебе хорошо, а от чего плохо.
Если ты делаешь для кого-то что-то --то бескорыстно, получая от этого удовольствие и не ожидая, что ОН ОЦЕНИТ.
Если не хочешь делать - не делаешь.
Если тебе что-то нужно-- говоришь это прямо, а не ждешь, затаив раздражение, что этот кто-то сам догадается.
А если тебе не дадут- ну что ж, нет так нет, -- ты найдешь это в другом месте.
Ты встречаешься с мужчиной, потому что тебя с ним ожидает удовольствие, здесь и сейчас, а не светлое будущее, которое, по твоим прикидкам, должно наступить сразу после.
У тебя достаточно душевного здоровья и честности, чтобы уйти оттуда, где плохо, потому что ты не играешь в игру "он это ОЦЕНИТ".

Есть слегка циничные девицы, ни разу не Феи, что идут по жизни насвистывая, опасаются слова "люблю" и умеют рыкнуть так, что мало не покажется. Их успех у мужчин и их количество друзей для Феи непонятны. Есть те, кто хмурится и молчит, у кого репутация женщины с тяжелым характером, с кем на первых порах неприятно: с некоторого времени я, например, доверяю им больше, чем Феям с неизменной улыбкой, в которой всегда есть немного страдания. Есть женщины с легким, светлым характером- это дар божий. Одна такая мне как-то раз сказала- "а ты знаешь, я всему рада - так хорошо просто жить". И в каждой из нас есть Фея, улыбчивая, помогающая, терпеливая, с крылышками -- присмотритесь, не пишет ли она раздраженно, тайно что-то в уголке, нет ли у нее в руках калькулятора...

[Mamagala]

Белая курица
Белая курица засиделась в девах. "Нет, никогда я не выйду замуж за Рыжего петуха. Чтобы всю жизнь провести у навозной кучи? Разве такой жалкой участи заслуживает моя красота?" — так думала Белая курица, стоя на берегу пруда, вытягивая шею и рассматривая в зеркальной глади воды свое изображение.


Однажды, Белой курице очень повезло: она нашла под высоким лопухом большого жирного червяка. Белая курица решила отмыть его в воде от кусочков земли, только вот, случилась беда, камешек, на котором она стояла, пошатнулся, курица испугалась: "куд-ах-тх", — червяк упал в воду и стал медленно опускаться на дно, извиваясь в разные стороны своим гибким телом.


А в это время мимо, совершенно случайно, проплывал Зеркальный карп, он увидел королевский завтрак, прицелился, поднырнул, и, в одно мгновение, проглотил червяка. Белая курица сначала опешила от такой наглости, а потом расплакалась, раскудахталась, слезы потекли ручьями...


Зеркальный карп высунул свою голову из воды, вежливо поздоровался, и попросил курицу не плакать:

— Что ты делаешь? Вода в пруду стала очень соленой, а мы, карпы, не можем жить в соленой воде.
— Как же я не буду плакать? — возмущенно кудахтала Белая курица, — я совсем нечаянно уронила такого вкусного червяка, а ты… а ты… его съел... — И она еще сильнее рас-ку-дах-та-лась.


Зеркальному карпу стало стыдно…, очень стыдно, - он виновато махнул хвостом, и нырнул на самое дно. Но не прошло и двух минут, как он опять вынырнул, с еще большим извивающимся червяком, и протянул его Белой курице.

— Вот, возьми, — сказал он, — только не плачь, пожалуйста.
Белая курица действительно перестала плакать, так как успела порядочно проголодаться, и стала с аппетитом клевать червяка. Он был удивительно вкусным, вкуснее всех червей, которые она когда-либо ела на хозяйском дворе.


Вот так они и познакомились. Белая курица теперь ежедневно приходила к пруду, и Зеркальный карп угощал ее традиционным червяком.


Прошло некоторое время и их, крепнущая день ото дня, дружба перешла в любовь. Да, они полюбили друг друга. Еще бы! У них было так много общего: они больше всего на свете любили больших и жирных червей, и могли часами говорить на эту тему. Рано утром прибегала Белая курица к пруду и только поздно вечером, когда глаза сами начинали закрываться, она возвращалась на хозяйский двор, в курятник, спала на нашесте, как убитая, до рассвета, чтобы с первыми лучами солнца снова бежать к пруду к своему Зеркальному карпику.


Так проходили день за днем. Все куры ужасно завидовали Белой курице и поэтому говорили ей, что Зеркальный карп ей совсем не пара, что он обманет и бросит ее, и еще разные гадости, на какие только и способны куры, ковыряющиеся с утра до вечера в навозной куче. На большие чувства эти куры не были способны.

Но Белая курица и Зеркальный карп только еще крепче полюбили друг друга, и, назло всем, вскоре решили пожениться. Все влюбленные рано или поздно приходят к такому серьезному решению, или... расстаются.


Ах, сколько забот, сколько волнений, ничего нельзя упустить, все так важно! В этом деле совсем нет никаких мелочей. Первая свадьба, она бывает только раз в жизни, другой уже никогда не будет. Все, все абсолютно надо предусмотреть. Правда никому никогда не удается все предусмотреть, если все по любви. Ведь любовь подобно лучику волшебного фонарика освещает только то, что хочется увидеть, а не то, что может пригодиться.

— А где мы, мой милый Карпик, будем жить? — спросила Белая курица, разглядывая свое изображение в воде.
Она стала еще красивее, как и полагается невесте.
— Конечно в пруду, где же еще? — весело ответил Зеркальный карп, — и продолжал, — я покажу тебе свое Подводное Царство. Ты будешь в нем чувствовать себя как рыба в воде.
— Но я не могу жить в пруду, — возмутилась Белая курица, — я ведь только курица, а мы, куры, не умеем даже плавать, как следует. А потом, где я там найду навозную кучу, в которой можно будет рыться?


Опечалился Зеркальный карп и крепко задумался. Но что можно придумать, если ты привык жить в воде, а твоя невеста на насесте? Стыдно ему стало, что ничего он не может сделать для их счастья. Посмотрел он на Белую курицу своими красивыми и грустными глазами последний раз, хотел что-то сказать, но только открыл и закрыл несколько раз рот, вздохнул, ничего не сказал, и нырнул глубоко-глубоко, на самое дно пруда, спрятал голову в ил, чтобы никто не увидел его и не стал беспокоить глупыми расспросами. Правда, его спина и хвост были хорошо видны другим рыбам, но они деликатно проплывали мимо, понимая, что Зеркальному карпу сейчас не до них.


А Белая курица, заплаканная и взъерошенная, вернулась на хозяйский двор, к навозной куче и больше никогда уже не ходила к пруду. Говорят, она вышла замуж за Рыжего петуха, и даже... счастлива.

Вот и сказочке конец, коль собралась ты под венец.


© Павел Барабаш bar47@mail.ru

[Mamagala]

на твоих ладошках наше счастье..
Так затянулось, перепуталось и всё пошло не так, а жаль.. Но верное найдём решенье.. ведь возможно? Ища ответы, мы упрямо смотрим вдаль, на мир, где всё так просто и так сложно. Смахнув слезу, мы улыбаемся упрямо миру, хоть и ведёт себя порой он так жестоко.. С надеждой на него взираем из окна квартиры и верим.. Твёрдо верим: счастье рядом.. недалёко..
Кольнёт вдруг слева и слеза хрустальным бликом на ресницах.. Мне так нужны твои глаза.. Приди, примчись, пообещай присниться.. Забудь обиды и останься рядом. Мы справимся, поверь, с любой бедою.. Не сторонись.. не осуждай.. не надо.. Прости.. пожалуйста, прими такою.. Такой, как есть: порой необъяснимой, порой такой упрямой и капризной.. но нежной, ласковой, ранимой и любящей так сильно.. больше жизни!.
Не уходи! Постой! Не торопись! Разрушить всё легко в единочасье.. Подумай. Взвесь всё.. Оглянись!.. Ведь на твоих ладошках наше счастье.. Оно так хрупко.. так пугливо.. Раскрой ему свои объятья.. Не дай ему сломаться, милый.. Потом осколков не собрать нам..
(с)
Vesta

[Mamagala]

… Вот и сегодня Ёжик сказал Медвежонку:
— Как всё–таки хорошо, что мы друг у друга есть!
Медвежонок кивнул.
— Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем.
— А ты где?
— А меня нет.
— Так не бывает, — сказал Медвежонок.
— Я тоже так думаю, — сказал Ёжик.
— Но вдруг вот — меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?..
— Переверну все вверх дном, и ты отыщешься!
— Нет меня, нигде нет!!!
— Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, — сказал Медвежонок.
— И закричу: «Ё-ё-ё-жи-и-и–к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о–ок!..». Вот.
— Нет, — сказал Ёжик. — Меня ни капельки нет. Понимаешь?
— Что ты ко мне пристал? — рассердился Медвежонок.
— Если тебя нет, то и меня нет. Понял?…

[Mamagala]

Один очень хороший человек женился на девушке, которую очень любил. Ей было девятнадцать, и она была очень мила.

Когда девушке было двадцать, она пришла к мужу и сказала: сегодня ночью меня не жди, я приду утром.

Человек ничего не ответил, хоть ему и было больно. Девушка ушла. А человек пошёл к другому – немножко старше и умнее себя – и рассказал ему всё. «Если она придёт счастливая – не спрашивай её ни о чём»

Девушка вернулась наутро, и глаза её светились счастьем. Человек ничего не сказал, а лишь сел с ней завтракать.

Когда женщине было тридцать, она пришла к мужу и сказала: сегодня ночью меня не жди, я приду утром.
Человек промолчал, и когда жена ушла, пришёл к другому – тому, кто незначительно старше и мудрее.
«Если она придёт растерянная – не спрашивай её ни о чём».

И человек ни о чём не спросил свою растерянную жену наутро.

Когда женщине было пятьдесят, она пришла к мужу и сказала: сегодня ночью меня не жди, я приду утром.
На вопрос, тот, кто на миг умнее и старше человека, сказал: «Если она придёт уставшая, не спрашивай её ни о чём»

Человек не спросил, почему жена так устала за ночь.

И когда та девушка, на которой он женился, умирала, он не выдержал, и спросил: что ты делала те три ночи?
Она ответила:
«Я изменила тебе три раза. В первый раз я хотела нового и иного. Я ждала, что будет прекрасно, и было прекрасно…но через день мне стало ясно, что ты прекраснее, ведь ты не сказал мне не слова упрёка, ты любишь меня.
Второй раз я хотела разозлить тебя, чтобы ты кричал и топал ногами, чтобы ревновал, и я могла уйти…но ты промолчал, и я поняла, что не надо уходить, ведь ты любишь меня.
А в третий раз у меня помутился рассудок, и я не помню, что было…ты ничего не сказал мне, но я увидела в твоих глазах боль. И ближе на этом свете не было человека, чем ты…
Прости меня»
Смерть – это легко, шепнул кто-то, и она ушла.

Бог взял её в рай.
А человек прожил оставшееся время в земном раю.

Ведь Бог – порой ненамного старше и умнее нас. Он просто Бог.

[Mamagala]

(с) vlembik


— Вот, дети, — мерно расхаживала по классу Лидия Ивановна, — скоро закончите школу, мальчики пойдут в армию, девочки выйдут замуж...
— Лидьванна! — отозвался с последней парты Марк Гольштейн.
— А зачем в армию?


— Что значит, зачем? — растерялась учительница. — Родину защищать!
— А что значит — Родина? — не унимался Марк.
— Родина? Ну как же, что занчит... Это ... место, где ты родился!

— Значит я буду защищать Китай?

— Почему Китай!

— Я там родился.

— Нет, же, Родина — это не только то место, где ты родился, но где вырос...

— Ну так я там и рос! Целых пять лет!

— Пять лет — это слишком мало для понятия родины... ты же не говоришь по-китайски, не живешь традициями Востока...

— Нет, я по-китайски не говорю, я говорю по-русски, по-английски, немного по-французски...

— Значит Китай — не твоя родина. Твоя родина там, где родились так же твои предки...

— Мой отец родился в Петербурге, а мама в Кишеневе... Значит я буду защищать Россию и Молдову?

— Нет, ты будешь защищать ту страну, в которой прошло твое детсво, твои лучшие воспоминания...

— Алжир, мы там жили, пока мне не исполнилось 11 лет, у меня замечательные воспоминания об это стране!

— Нет.. не Алжир! Защищать страну, близкую по духу и вероисповеданию...

— Ммм.. ну поскольку я еврей, неужели защищать буду Израиль... Лидьванна! А как я буду защищать Израиль, неся службу в белорусской армии?

Очки Лидии Ивановны с кончика носа плавно перемещались все выше и выше, пока не оказались и вовсе на лбу. Класс с интересом наблюдал за происходящим. Марик прекрасно умел срывать уроки.

— Марик, — неуверенно сказала Лидия Ивановна. — Ты в белорусской армии будешь защищать Беларусь...

— Но если она мне совсем не родина! Что я там буду делать? Получается, что у меня совсем нет родины! А раз мне нечего защищать, значит в армию можно не ходить?

— В армию обязательно нужно ходить...

— Зачем?

— Чтобы стать настоящим мужчиной! — уверенности в голосе учительницы с каждым вопросом ученика становилось все меньше и меньше.

— Лидия Ивановна! Но ведь, чтобы стать настоящим мужчиной, нужна не армия!

— Что же? , — спросила она на свою беду.

— Ну вы столько лет живете, а как будто не знаете! Конечно же женщина!

Класс взорвался дружным хохотом. Лидия Ивановна побледнела. Трудно находить аргументы для подобных, пусть и логичных, заявлений. Она хотела попросить Марика пригласить к ней его родителей, но в данный момент забыла все слова. Спасительный звонок на перемену вывел ее из оцепения. Старшеклассники тут же загалдели, зашумели и разбежались.



Лидия Ивановна, как могла, побежала в учительскую. Бросив на стол журнал, она упала в кресло и разрыдалась... Она, заслуженный педагог с 40-летним стажем, не может объяснить 15-летнему сопляку с китайско-африканским прошлым, где у него Родина. Потому что в юные годы Лидии Ивановны Родина была одна — Советский Союз, и настолько она была необъятна, что можно было объездить полмира, но при этом не выехать за границы родины... И казахи, и прибалты, и евреи, и чукчи... у всех была одна единственная Родина, и всем это было понятно... А теперь? Три часа на машине — и все! Нет Родины! Кугом одна сплошная заграница...

***

Следующим уроком была геометрия. Молодой учитель зашел в класс после звонка на урок.

— Сергей Михайлович! А зачем нужно идти в армию, если у тебя нет родины? — задал вопрос Марк.

— Марик, у тебя нету Родины?

— Нету...

— Как так?

— Понимаете, родился я в Китае, где прожил до 5 лет, потом мы с родителями переехали в Алжир, потом мне исполнилось 11 лет, и мы переехали в Беларусь.

— Очень хорошо, а сюда вы как попали?

— А тут бабушка...

— Марик! Так значит у тебя как минимум 3 родины!

— Ну раз на то пошло — значит 4! Я еще и еврей!

— Прекрасно! Значит тебя в армию заберут самого первого!

— Не хочу...

— Тогда к доске шагом марш! Доказываем теорему трехперпендикуляров! — Сергей Михайлович обвел глазами класс.

— Ну что, бойцы, у кого еще нет Родины?



После уроков в учительской было шумно. В свете провокаций со стороны учеников на тему «Что такое Родина», учителя искали определение «родины» как таковой и методах ее объяснения современным ученикам.



— Согласно общепринятому определению, Родина, отечество, отчизна, страна, в которой человек родился; исторически принадлежащая данному народу территория с её природой, населением, общественным и государственным строем, особенностями языка, культуры, опыта и нравов... — зачитывал официальный текст директор.

— А детям это как объяснить? — галдели учителя.

— У нас и негритята есть, и китайцы... — поддакивали завучи.

Дверь учительской распахнулась. С ведром и мокрой тряпкой небрежно завалилась Никифоровна — уборщица.

— Чаво ета вы тута расшумелися? Мне тута убирть нада! — грозно возмутилась Никифоровна.

— А мы тут решаем... что такое Родина... — робко промямлил директор. Всегда строгий и безапеляционный, он робел лишь в присутсвии проверки из РОНО и Никифоровны.

— Делать вот вам нехрен, — забурчала уборщица, — Родину они решают... А чо тут решать? Чо тут непанятнава? Родина — эта кагда и выпить есть с кем, и закусить, и пагаварыть за жизнь и на пенсию не страшна!

— На пенсию не страшно... — хором повторили учителя. На том и порешили.

***

— Пап! А че такое Родина?

— Сын, Родина, это такое место, куда ты весгда можешь вернуться, и где тебе будут рады...

— Па! А ты это здорово придумал!

***

— Итак, сегодняшний урок будет посвящен определению Родины! — Лидия Ивановна сияла. Она, как ей казалось, знала все возможные определения, и даже чувствовала себя способной объяснить это ученикам.

Последовали скучные определения, и как резюме, чтобы донести до умов и сердец щкольников, Лидия Ивановна выдала:

— Дети! Родина — это место, где хочется выйти на пенсию и достойно встретить старость!

— Судя по всему, вы, Лидия Ивановна, живете не на Родине!

— Да что вы такое говорите! Нам по 15 лет, мы еще школу не закончили, а вы — пенсия и старость!

— Мы не хотим на пенсию!

Лидия Ивановна побагровела.

— Тихо! — взвизгнула она. — Кто тут у нас самый умный? — Учительница плавно переходила на ультразвук.

— Я! — Гордо отозвался Марк.

— Ну-ка, расскажи всем, что такое РОДИНА! — она была уверена, что Марк не ответит, он не слушал ее сегодня...

— Это такое место, знаете... куда всегда можно вернуться! Из любого места! — Парировал ученик.

— Круто! — все загалдели. — Вернуться откуда-нибудь — это гораздо интереснее, чем на пенсию!

Класс расшумелся.

Лидия Ивановна тихонько опустилась на стул и впервые задумалась о том, чтобы действительно уехать на Родину. То есть выйти на пенсию.

ЗЫ найдено в ЖЖ